Последнее лето - Страница 126

126

– Где сейчас танкисты? – спросил Серпилин, имея в виду ту еще не воевавшую танковую бригаду, которая должна была войти в состав подвижной группы как главная ее сила.

– Пока не двинулись, по-прежнему на восточном берегу Баси.

– А почему не перешли?

– Я разрешил отложить, – сказал Бойко. – Боятся посадить танки в пойме. Хотят вступить в бой в полном составе. Я это их желание разделяю. – Он расстегнул планшет и показал по карте. – С ночи работают вместе с саперами – улучшают переправу. Сосредоточиться на исходных вполне успеют, зачем же спешить с риском для техники.

– С этим согласен, – сказал Серпилин. – Хорошо бы компактно сосредоточить к середине дня в одном районе все части, которые включим в подвижную группу.

– Так и будет сделано.

– Сколько пехоты, считаешь, сможем посадить на машины? – спросил Серпилин.

– Начальник тыла обещал до трех батальонов. Сам подгребает машины, взял это на себя.

– Будем считать – полк. Временно отнимем его у Артемьева. Начнем следовать дурному примеру командиров корпусов, тратить резервы раньше, чем собирались, – усмехнулся Серпилин.

– А какой полк? – спросил Бойко.

– Пусть сам командир дивизии скажет, какой у него полк лучший. Больше чем уверен, даст Ильина.

– А кого на группу? – снова спросил Бойко.

Он спросил это еще вчера, сразу же, потому что любил как можно раньше получать распоряжения на будущее. Чем раньше получишь, тем больше останется времени, чтобы в ходе разработки подправить и улучшить первоначальное решение командарма. Но Серпилин вчера не ответил, сказал, что обдумает. Не сразу ответил и сейчас.

Кого назначить командовать подвижной группой, состоящей из танковой бригады, самоходного артиллерийского полка, стрелкового полка и саперного батальона? Вопрос не так прост. Можно дать им начальника сверху, а можно найти внутри. Можно послать заместителя командующего армией, как это часто делают, и в этом есть преимущества – звание, должность, права. Но есть и недостатки: группа собирается из разных частей, а командовать ею сажают человека нового для каждой из них.

– Думаю все же назначить командира танковой бригады. Для своих он – привычный, а остальных за собой потянет. Раз надеемся на моторы, на скорость – пусть танкисты и играют первую скрипку. Если до середины дня обстановка не внесет поправок, позвоню тебе от Кирпичникова, подтвержу.

Бойко кивнул. Он достаточно хорошо знал Серпилина, чтобы не придавать значения слову «думаю». Вопрос был решен.

– Главная задача авиаторам на весь сегодняшний день – защита плацдармов. Если штурмовики будут действовать, как вчера, – никакой черт нас с плацдармов не спихнет, – сказал Серпилин, прощаясь с Бойко.

Когда через час, поработав с командующим артиллерией над тем же самым – над обеспечением плацдармов, – он сел на «виллис» и поехал в войска, за его «виллисом» пристроились еще два. На одном – рация и связисты, на втором – автоматчики. По приказу за командармом при выездах на передовую должен следовать бронетранспортер. Но бронетранспортер позавчера застрял в болотистой пойме реки Прони, и, хотя его вытащили, Серпилин не желал после этого с ним связываться.

«Виллисы» гуськом выскочили из лесу и пошли на север, вдоль реки Прони.

Дождь перестал, но утро по-прежнему было серое. Над головой низко висели облака. Хорошо видная сверху, с шедшей вдоль бывших немецких позиций рокадной дороги, болотистая и широкая, почти в полтора километра, пойма напоминала о том труде, которого стоило преодолеть ее в первый день наступления. Всюду были видны следы этого труда – не столько боя, сколько именно труда. Воронок было много, но почти все старые, заросшие осокой, – следы прошлогодних осенних боев, когда фронт остановился здесь, на Проне. Свежих воронок в пойме почти не было: артиллеристы не мазали, били без недолетов, прямо по траншеям немцев на возвышенности. А немцы, подавленные нашей артподготовкой, во время атаки почти не стреляли. Только потом, когда пехота уже захватила и вторую и третью линии траншей, немцы начали бить отдельными орудиями из глубины. А позже, к вечеру, неудачно бомбили переправу.

Эти следы были свежие, а остальное все старое. Зато следов того, как волокли через пойму артиллерию, самоходки, танки, как они вязли и как их вытаскивали, щитов и настилов, в крошево расщепленных бревен и досок – всего этого было предостаточно.

Сейчас все уже вытащили, все колеса и гусеницы пошли и поползли дальше. А в первый день, когда в поту и в мыле до самой ночи преодолевали пойму, минутами казалось, что не успеют вытащить, что техника безнадежно отстанет, так и не догонит рванувшуюся вперед пехоту.

Опоздание наверстывали два следующих дня, а вернее, два дня и две ночи. В разгар наступления люди, можно считать, не живут, только воюют. Едят и спят – все на ходу, когда придется и где придется.

Трудности хочешь не хочешь, а заставляют думать: верно ли было с самого начала твое решение? Там ли ударил, где лучше всего было ударить?

Когда в первый день задержались на Проне, Серпилин тоже думал об этом. Трудности преодоления поймы недоучли, но остальное оценили верно: направление главного удара было для немцев неожиданным – ждали его ближе к Могилеву и держали там более плотную оборону. Дальнобойный полк тоже выпросили у Батюка не впустую. Попали в точку – по штабу немецкого корпуса. Серпилин, как только захватили эту рощу, послал туда вместе с разведчиком своего адъютанта – вдвоем проверить, стоял или не стоял там штаб. Доложили: стоял и уходил оттуда в спешке, даже побросал кое-какие бумаги, хотя и несущественные. Прямые попадания и в блиндажи и в штабные домики.

126