Последнее лето - Страница 120

120

– Помяните мое слово, как только займем эту рощу, командующий фронтом сразу же пошлет лично от себя проверять, что там стояло и как мы ударили – в яблочко или нет.

– Ну и правильно, что пошлет, – сказал Серпилин. – Не задарма же давать такое хозяйство!

Они радовались, что получили артиллерийский полк, который ударит по штабу немецкого корпуса, и в то же время заранее беспокоились: что покажет проверка после того, как мы займем этот нынешний пункт расположения немецкого штаба.

И в том, как они запросто говорили об этом сейчас, накануне наступления, незаметно для них самих сказывались все те перемены, которые произошли в армии к четвертому году войны.

– Разрешите, товарищ командующий? – входя в палатку, спросил Кузьмич.

В принципе, когда Серпилин думал не о себе лично, а вообще, он осуждал привычку «тыкать» подчиненным, но избавиться от нее уже не мог. Да и не очень задумывался над этим.

В первые годы после гражданской войны навсегда воспитал в себе правило, в то время строго соблюдавшееся, обращаться на «вы» к красноармейцам – «товарищ боец» и к младшим командирам – «товарищ младший командир». Даже когда и рявкал, рявкал на «вы»: «Как стоите?!»

В обращении же между командирами повседневное товарищество приучало вне службы почти всегда говорить друг другу «ты». Но на службе это «ты» как-то незаметно превратилось и у него и у других в «ты» сверху и «вы» – снизу. Так и осталось, хотя по закону не положено и, если вдуматься, неправильно. Но уж так!

Кузьмич – исключение: ты ему «ты», и он тебе «ты». В годах человек. Только если, как сейчас, обращается к тебе официально по занимаемой должности, тогда, конечно, на «вы». Придерживается.

Кузьмич присел к столу и сказал, усмехаясь:

– Проводил командующего фронтом. Поостыл немного по дороге, поручкался со мной с одним за вас за всех и сказал на прощание: «Берегите здоровье, чтобы опять подставки не подвели». Вспомнил мне Сталинград, ту историю, – Кузьмич подмигнул Серпилину. – Весь день на «вы» меня звал.

– А чем плохо? – сказал Серпилин. – И всем бы нам так! Сами не заметили, как разучились.

– Конечно, неплохо, – согласился Кузьмич. – Если из уважения, от души. А скорей всего просто решил: ладно, буду звать на «вы», пока тебя, старого хрыча, еще ноги носят! А между прочим, член Военного совета фронта не моложе меня, мы с ним одногодки, с восемьдесят шестого.

Услышав это, Бойко с недоверием взглянул на Кузьмича: как так – ровесники с членом Военного совета фронта! Кузьмич в ощущении Бойко был старик; из-за своего маленького росточка даже старичок. А Львов – совсем другое. И хотя тоже немолодой, но про него нельзя было сказать ни «старичок», ни «старик». Было в нем что-то противопоказанное этому. Может быть, та привычка к власти, которая и зримо и незримо исходила от него и мешала другим людям воспринимать как старика этого уже давно не молодого человека.

– Какие у тебя планы, Иван Васильевич? – спросил Серпилин, знавший, что при всей исполнительности Кузьмича за ним водился стариковский грешок: наработавшись до отказа и чувствуя себя вправе немного отдохнуть, он бывал словоохотлив, не глядя на то, расположены или нет к этому его собеседники.

– План мой простой. Чаю выпью, на три часа глаза смежу, а потом, глядя на ночь, поеду по дорогам, чтобы нигде беспорядку не было. А то славяне как? До последнего часа соблюдают, стараются, а потом кто-нибудь возьмет и в остатние минуты всю обедню испортит. Пойду, – сказал он и, уже надев фуражку, вспомнил: – Все думаю, чего ж я недосказал? Что есть субординация, обещал вам объяснить.

– Ну, ну, – улыбнулся Серпилин.

– Это еще в старой армии ходило. Фельдфебель новобранца учит, говорит ему – запомни, что есть субординация: я начальник – ты дурак, ты начальник – я дурак!

Серпилин и Бойко даже рассмеялись от неожиданности.

– Неужто ни разу не слыхали?

– Слыхал – не забыл бы, – сказал Серпилин. – Формулировка диалектическая, есть что запомнить.

– Ну вот и ладно! А я пойду.

Кузьмич уже вышел, когда Бойко вдруг досадливо махнул рукой.

– Забыли его обрадовать, что хозяйство это получили…

– Завтра узнает, – сказал Серпилин, привычно не придавая особого значения тому, что его заместитель не в полном курсе всех дел.

И в этой привычности сказывалось само положение, которое занимал Кузьмич в их армии, а в других армиях многие другие, такие же, как он, заместители командующих. Так уж чаще всего выходило, что на этих должностях задерживались люди, которые командовать армиями не станут и в начальники штаба не пойдут – далеки от штабной работы. На дивизию их тоже не пошлешь – уже откомандовали там свое, а если открылась вакансия командира корпуса – на нее обычно стремятся лучшего из командиров дивизий выдвинуть.

До Кузьмича у Серпилина было два заместителя. Один, оставшийся после Батюка, человек хороший, но в военном отношении отсталый, честно сложил свою голову, выполняя очередное поручение, как и всегда на самой передовой, под огнем.

Вместо него после ранения из госпиталя прислали заместителем молодого генерала. Рвался скорей на фронт, на любую должность и, пробыв три месяца, показал себя с самой лучшей стороны. В это время один из корпусов остался без командира: увезли прямо с поля боя с прободением язвы – скрывал свою болезнь до последнего. Командиры дивизий, по мнению Серпилина, до командования корпусом тогда еще не дозрели, а заместитель Кирпичников был под руками, и Серпилин предложил назначить его, предпочел остаться без заместителя, чем без командира корпуса.

120