Последнее лето - Страница 110

110

Серпилин не испытывал зуда спешить навстречу начальству. Наоборот, узнав по телефону, что Батюк приказал не тревожить командарма, продолжал действовать, как запланировали, побывал сначала в одном полку на переднем крае, потом в штабе одной из дивизий второго эшелона, потом на позициях тяжелой артиллерии. С артиллеристами речь шла не об артподготовке, не о начале, а о конце первого дня наступления: за сколько времени рассчитывают сменить позиции и выдвинуться вслед за пехотой.

Оттуда поехал к танкистам, в ту самую Карачевскую бригаду, откуда был майор-помпотех, которому пришлось делать выволочку. Всюду предупреждал, куда двинется дальше, и всюду ему звонили, где находится командующий фронтом и что сейчас делает.

Кстати, таким образом заодно проверил и связь. Со связью был порядок, работала без осечек.

Если от Кирпичникова командующий фронтом поедет прямо к соседу справа, не заезжая в штаб армии, Кузьмич вернется, расскажет, как ездили, какие замечания были. А если станет возвращаться через командный пункт армии, на всякий случай в палатке, в столовой Военного совета, готов обед.

Побывав с утра в войсках, Серпилин почувствовал, что там, внизу, так же как и он сам, ждут завтрашнего дня с затаенным волнением. Но суеты не было. И перед начальством не мельтешили, вели себя с достоинством, как люди, сознающие, что они вполне приготовились к своему решительному часу.

Серпилин не стремился сегодня объехать побольше частей; побывал лишь в нескольких, хотел ощутить настроение в войсках и на выборку проверить, как подготовились не только к моменту атаки, а и к дальнейшему. Войск было много, график движения многоэтажный. Некоторые тонкости этого дела он и проверял сегодня. Рвануть сразу даже на большую глубину после удачной артподготовки – это еще не все. В глубине могут возникнуть и, наверное, возникнут многочисленные осложнения, которые требуется предусмотреть.

Сейчас, вернувшись, он вспомнил о танкисте-помпотехе и позвонил командующему АБТ полковнику Свиридову. Сказал ему сначала, что был в Карачевской гвардейской танковой бригаде и что ее командир полковник Галченок, которого раньше не знал, произвел самое наилучшее впечатление, а потом добавил, чтобы Свиридов взял на заметку и доложил после операции, как проявит себя в ходе боев помпотех этой бригады инженер-майор Булыгин.

Свиридов по телефону сказал только: «Есть», о причине звонка не спросил, видимо, сам догадался – у Серпилина была слабость: он любил, когда чем-нибудь проштрафившиеся люди потом, вопреки ожиданиям, хорошо проявляли себя в боях.

– Товарищ командующий, к вам прокурор армии, – доложил Синцов.

– Пусть заходит.

Серпилин посмотрел на часы. Ровно пятнадцать. Прокурор никуда не делся, явился точно.

И хотя, казалось бы, в самый канун наступления на эту встречу можно было времени и не найти, Серпилин нашел. Хотелось воевать на свежую голову, освободить ее от того тяжелого вопроса, по которому пришел прокурор.

– По вашему приказанию явился.

– Садитесь, – сказал Серпилин, поднимая глаза от метеосводки на вошедшего подполковника юстиции, которого он видел впервые.

Прокурор прибыл десять дней назад вместо Полознева, служившего в армии бессменно с начала ее формирования. Как раз в тот день, когда Серпилин вернулся из Москвы, Полознев был ранен на передовой осколком. Ранение было неопасное для жизни, но неудобное – ни встать, ни сесть!

И хотя он был хороший человек и к нему хорошо относились в штабе армии, но, как обычно в таких случаях, все равно не могли удержаться от шуток, говорили, что немец все же подвел прокурора под трибунал!

А на плечи нового прокурора сразу, как прибыл, легло из ряда вон выходившее дело: гибель на учениях заместителя командира дивизии полковника Цветкова и ранение находившегося рядом с ним командира полка от осколков одной и той же злосчастной мины.

Дело тяжелое для всех еще и потому, что хотя прямых, доказательств злого умысла обнаружено не было, но не было и доказательств обратного, а масштабы последствий требовали суровой кары виновному.

Кроме всего прочего, для тех, кто занимался этим делом, не осталось в секрете, что командующий армией, человек обычно уравновешенный, узнав о гибели полковника Цветкова и тяжелом ранении командира полка, вышел из себя и потребовал строжайшего расследования. Не только принял к сердцу сам факт, который действительно не лез ни в какие ворота, но и никак не мог пережить, что погиб Цветков, с которым он еще в должности комдива прошел через весь Сталинград.

А командующий армией есть командующий армией. Какой бы ни вынесли приговор – утверждать ему! И при таком заведомо крутом отношении начальства пойти на смягчение буквы закона будет трудно. Даже если и захочется. А на фронте этого часто хочется людям, особенно когда речь идет о возможности смертного приговора. И так кругом столько смертей, что добавлять к ним еще смерть по приговору редко кто стремится. Почти всегда это делается скрепя сердце.

И это дело тоже разбирали скрепя сердце. Виновного обнаружили сразу, да он и не думал отпираться.

Обстоятельства дела были такие: третий день шли учения в обстановке, максимально приближенной к боевой. Незадолго до этого командованию дивизии досталось от Серпилина за то, что занимались показухой, наводили на дивизию лоск, а настоящие трудовые учения не проводили, к боям, по сути, не готовились. Замкомандира дивизии сняли, назначили на его место Цветкова, и Цветков взялся за дело с двойным старанием – хотел доказать, что не зря пришел. Несколько дней подряд так гонял людей на учениях, что все были в мыле.

110